Пэйринг и персонажи: Фернан де Морсер, Альбер де Морсер
Рейтинг:NC-17
Бета: Кареглазый Демон
Статус: закончен
Предупреждения: Инцест
читать дальшеАльбер де Морсер стоял перед развалинами поместья, где он познал и любовь, и самую страшную потерю. К его удивлению, власти так и не навели здесь порядок. Парк выглядел запущенным, а глыбы камня некогда являвшие собой единое целое успели зарасти.
— Не задерживались бы вы здесь, месье. — пожилой прохожий отвлек Морсера от созерцания. — Нечисто тут. Люди пропадают. — И пошел дальше, оставив юношу в задумчивости. Прошло уже почти четыре года. Альбер превратился в красивого, но замкнутого молодого человека, чем привлекал внимание и женщин и мужчин.
Постояв еще некоторое время, Альбер кивнул сам себе словно решаясь и зашагал к развалинам. Если там было нечисто, то может быть… Безумная надежда теплилась в груди. Хотя молодой Морсер понимал что вряд ли он встретит там свою любовь, но все же, вопреки здравому смыслу, логике и памяти его тянуло туда.
Осторожно спустившись в провал, Альбер заметил следы постороннего присутствия. Ошметки порванной одежды, бурые следы на камнях. Кровь? Пятна давние, но все же. Что же тут происходило?
Меж камней Альбер заметил руку скелета объеденную крысами. Кто же так беспощадно расправился с мародерами, желавшими поживиться сокровищами погибшего графа?
Память услужливо подсказывала куда идти, и вскоре он оказался в зале с золотыми колоннами. Ни одна из них была не тронута, разве что временем. Даже не глядя на эти сокровища, Альбер прошел дальше, с усилием открыв покосившуюся дверь, которая вела к искусственному морю. Здесь был убит его отец, здесь умер граф. Молодой человек с замиранием сердца огляделся, боясь увидеть два скелета. Но глаза различили лишь ржавеющий в искусственном море макет солнечной системы. Ни останков Фернана, ни останков любимого не было. И в груди снова что-то екнуло. Парень направился к тому месту, которое помнил до мелочей и не раз видел в кошмарах.
Оно было точно таким же как в его воспоминаниях. Ни следа тел. Словно ничего не произошло.
И тут за его спиной раздалось низкое, гортанное рычание.
----------------«»----------------
Никто не знал тайны Фернана де Морсера. Никто кроме графа Монте-Кристо. Никто и представить не мог, что громадный ручной волк это и есть маршал Франции, исчезнувший после разоблачения.
Безумная любовь Фернана превратившая Эдмона Дантеса в таинственного графа Монте-Кристо привела старшего Морсера сначала к роковой встрече с оборотнем, а потом и к гибели. Точнее так он думал, когда меч вонзился в него. Но увы, меч не был магическим, он даже не был посеребренным и Фернан очнулся от забытья спустя почти неделю. То что предстало его глазам, заставило мужчину выть в безумном горе. Тело его любимого, хоть и не тронутое разложением. Последний дар Ганкуцио тому с кем он провел столько времени. Эдмон, который выглядел прежним. Его возлюбленный. Тот кого он потерял снова. И как в насмешку память, которая каким-то образом сохранила то, что произошло во время его «гибели».
Фернан помнил все. Как его сын заставил бежать это древнее существо… Как умирал Эдмон… и бессильный крик существа потерявшего все, переходящий в тоскливый волчий вой.
Потом он похоронил любимого, отнеся в ту самую комнату, которая была и тюрьмой и убежищем и иногда приходил взглянуть на нетленное тело.
Первого мародера Фернан учуял не сразу, тот пришел с подветренной стороны. Однако с запахом чужака оборотень ощутил неимоверную ярость. Каковы же были удивление и ужас человека, когда перед ним вырос громадный хищник, с горящими яростью янтарными глазами. Попытка застрелить только разъярила оборотня, и развалины огласили отчаянные вопли о помощи под аккомпанемент звериного рычания, быстро сменившиеся хрипами и бульканьем. Через некоторое время появился второй, а за ним третий. Несколько раз были группы, но все заканчивали одинаково. Клыками вервольфа.
Дурная слава быстро разлетелась по Парижу и власти сунулись было разобраться с «нехорошим местом», но после гибели нескольких строителей и полицейских решили просто оставить в покое имение. Время от времени в развалины забредали любители легкой наживы, но ни один не вернулся.
Запах Альбера Фернан опознал сразу и внутри поднялась ярость. Уже сам факт того, что тот посмел прийти сюда, заставлял мир подергиваться кровавой пеленой. Он поднялся и направился туда, куда вел ненавистный аромат.
Альбера он увидел издалека, про себя отмечая как тот вырос. Ростом пока он был на пол головы ниже, однако стоило признать что сын взял от обоих родителей лучшее. Глаза матери, смуглость отца. Фигура, похожая на его, только более гибкая и стройная.
Фернан смотрел на сына, а внутри пылал гнев. Его душила ненависть. Мало того, что граф любил мальчишку, тогда как самому Фернану приходилось из шкуры вон лезть ради хотя бы благосклонного взгляда, так еще именно этот паршивец погубил Эдмона.
Из горла вырвалось низкое рычание. В этот момент Альбер обернулся.
--------------«»-------------
Альбер попятился, со страхом глядя на огромного зверя. Волк был гораздо больше своих собратьев, янтарные глаза смотрели с ненавистью. И именно это больше всего поразило юношу. Он мог поклясться, что в глазах волка светился разум. Хищник припал на передние лапы, оскалив внушительные клыки. Он явно собирался напасть и когда волк прыгнул, Альбер рывком ушел в сторону и бросился бежать. Зверь несся следом, сокращая расстояние, но каким-то чудом Альберу по наитию удавалось уворачиваться.
Парень понимал, что эта безумная гонка не могла продлиться долго. Надо было найти укрытие. Им стал обломок колонны, на который он из последних сил сумел взобраться.
Некоторое время волк стоял и смотрел снизу вверх, потом направился к небольшой нише, скрывшись в ней. Через несколько мгновений послышался шорох, и оттуда в одних полотняных штанах, видимо найденных там, вышел… его отец?!
Шок был так силен, что Альбер едва не свалился с колонны.
— Что не ждал? Меня. — Проговорил Фернан, прожигая сына взглядом. — Хорошо бегаешь, молодец. Только куда не заберется зверь, вполне может добраться человек.
Альбер спрыгнул на пол и взглянул в глаза отца, горевшие волчьим янтарем. Понимание было сродни удару по голове. Волк и отец…
— Ты выжил, потому что оборотень? — Не веря себе, произнес Альбер.
— Да. И теперь рад этому, потому что смогу разорвать тебе глотку, ссссынок. — Последнее слово Фернан прошипел. А Альбер смотрел на отца, чувствуя как его охватывает страх. Тело, иссеченное шрамами, заметные клыки, явно от того, что много времени проводил в облике волка. Волосы, цветом напоминавшие шерсть, спадали на плечи. Его хищная красота завораживала и пугала, не давая оторваться от янтарных глаз зверя.
— Хочешь убить меня? Давай. — Огрызнулся Альбер, ощутив внезапную вспышку злости. — Думаешь, мне хочется жить? Жизнь без него — это ад!
— Если бы не твоя щенячья любовь, он был бы жив! Это ты вызвал его на дуэль, это ты своей любовью изгнал Ганкуцио! Ты убил графа, Альбер! — С каждым словом Фернан подходил ближе, а голос его срывался на рычание.
— Если бы не твоя ревность, он бы вообще не попал в «Замок Иф»! — Альбер не отступил, яростно глядя в глаза отцу. Воздух между ними едва не искрил. Фернан напоминал демона, настолько жутким темным огнем горел его взгляд, Альбер же словно воинственный ангел готов был противостоять ему.
— Я люблю его! — Прорычал мужчина, хватая сына за рубашку, и рывком притягивая к себе почти вплотную.
— Не один ты! И не можешь смириться, что меня он любил сильнее! — на этих словах Фернан отшвырнул сына к стене, и Альбер вскрикнул. Удар выбил воздух из легких, воздух холодил кожу, рубашка была разорвана. Юноша смотрел на приближавшегося, скалящегося отца, понимая что бежать некуда. Но тот вдруг во что-то впился взглядом. Фернан безотчетно коснулся шрамов на своей шее. След от клыков… Метка графа. Такая же, как та, на которую он сейчас смотрел.
-------------«»-------------
Старший Морсер уже готов был обернуться волком и наброситься на Альбера. Им двигало одно желание растерзать проклятого мальчишку, чьи слова били как удары кнута, как вдруг его взгляд остановился на следе укуса. Странное чувство охватило мужчину. Да, он все еще хотел ощутить, как его клыки впиваются в плоть сына, рвут ее. И одновременно с этим до боли хотелось впиться в отметины, ощутить хотя бы так присутствие графа.
Альбер поднялся на ноги, и шагнул к Фернану без тени прежнего страха, глядя на него таким же странным взглядом. Так, словно впервые его увидел. И это столкнуло лавину.
Рывком Фернан притянул юношу к себе, впиваясь в его губы яростным, жестоким поцелуем, ломая сопротивление, прижимая к себе. Он терзал губы сына, раня клыками, которые стали еще заметней. И вдруг ощутил, как сопротивление сменилось не менее яростным ответом. Оба Морсера остервенело целовали друг друга, не обращая внимания, что поцелуй давно окрасился медным вкусом крови.
С низким рычанием Фернан форменным образом растерзал рубашку и пиджак Альбера, когтями превратив их в жалкие ошметки, но в ответ получил не протест, а десяток царапин на спине, которые быстро затянулись.
Это лишь подлило масла в и без того безумное пламя, вспыхнувшее в Фернане. Он с наслаждением впился в основание шеи Альбера, вырвав у того вскрик и стон наслаждения, болезненного, почти наркотического.
Фернан чувствовал, как ногти оставляют следы на спине раз за разом, как гибкий стан юноши прижимается к его пылающему телу. Аромат крови наполнял воздух, рвал последние цепи самоконтроля. Услышав очередной стон юноши, Морсер просто повалил его на пол, срывая с себя и сына последние остатки одежды.
Да, это было безумие, это был грех. Но человеку и вервольфу было уже все равно. Вопреки всему они сейчас забывались в безумной схватке. Ласкали и ранили друг друга, словно мстя и спасая разом.
-----------------«»---------------
Альбер видел, что отец практически не в себе и понимал, что против оборотня он не сможет ничего противопоставить. Он заметил как заострились клыки, как потемнели и вытянулись когти. Он поднялся на ноги, собираясь достойно встретить смерть, но тут произошло то, чего Альберт не мог и предположить.
Рывок и вместо боли обжигающе-горячий поцелуй впивающийся в его губы. Попытка вырваться ничего не дала.
А потом Альбер ощутил твердость клыков, и реальность раскололась. Он понимал, что его целует отец, но словно в параллельной вселенной чувствовал на себе прохладные губы любимого. И ответил. Отчаянно, остервенело, жадно. Все растворилось в одном желании хоть на миг, хоть ненадолго забыться.
Как и когда они оказались на полу и нагими младший Морсер не помнил, но с жадностью отвечал на ласки Фернана, хотя ласками этот шквал можно было назвать с трудом. Неистовая, темная страсть, укусы, почти стальные объятия. А потом Альбер вдруг оказался на коленях. И не нужно было слов, чтобы понять, чего от него хотел Фернан. И снова, стоило бы воспротивиться, прекратить это безумие, но… Когтистая рука на затылке, толкнувшая к паху, влажно блестящая головка, прижавшаяся к израненным, припухшим губам и Альбер открыл рот, впуская в него горячую плоть, ощущая ее бархатистую тяжесть на языке.
Да, это было не как с графом, ласка, страсть, нежность… Альбер ласкал, облизывал, впускал так глубоко, насколько мог выдержать, но это было совсем иначе.
Фернан часто перехватывал инициативу, со стоном вторгаясь во влажный жар рта Альбера и его взгляд явно давал понять, что на этом он не остановится.
-------------«»------------
Фернан ожидал сопротивления, протестов, но не того, что сын уступит его желанию. Эта огненная смесь фамильного упрямства и покорности сводила с ума, и теперь мужчина понимал, что именно так привлекло в нем графа.
Старший Морсер не сводил взгляда с того, как юноша плотно обхватывает губами его плоть, вбирает и покорно расслабляет горло, пока сам он зло и жадно вбивался в его рот.
Но этого было мало. Ревнивая натура оборотня требовала присвоить, сделать своим и Фернан в несколько резких движений доведя себя до пика отстранился, подставляя руку под горячие брызги. Несколько все же попали на лицо Альбера, заставив того покраснеть, а старшего Морсера низко зарычать.
— Лицом вниз. — Приказал он, и младший снова подчинился, часто дыша. Парень выглядел так, словно получил хорошую дозу наркотика. И Фернан понимал, почему. То, что мог дать граф, то что мог дать он — секс на грани смерти, опасность столь всеобъемлющая, что от сладкого ужаса перехватывало дыхание.
Пальцы мужчины, сейчас уже не вооруженные когтями, коснулись тугого входа. Фернан знал, что тело Альбера, уже познавшее мужчину, быстро подстроиться. Да и возбужден юноша был до такой степени, что сам подался навстречу дразнящим пальцам.
Хмыкнув, Морсер протолкнул в тело сына сразу два пальца, вырвав у того болезненный вскрик. Но возбуждение парня это нисколько не уменьшило. Наоборот, он сам подался навстречу скользким от семени пальцам и вскоре они уже довольно свободно ходили в распаленном теле.
Третий палец присоединился к первым двум, а Фернан не мог отвести взгляда от того, как Альбер прогибает спину, как его собственные пальцы проникают в распаленное тело. Терпение оборотня иссякло как вода, пролитая на раскаленный песок.
Ощутив, как пальцы покинули его тело юноша обернулся, встретившись почти умоляющим взглядом с горящими темным огнем глазами Фернана, и в тот же момент ощутил, как горячая головка проникла в его тело.
Мужчина двинул бедрами, входя до упора, рождая в теле сына болезненно-сладостный импульс, подался назад, и снова вошел до упора и еще, и еще. Злым, сильным, глубоким ритмом, заставляя парня вскрикивать под этим напором и далеко не от боли. Это было то, чего он хотел. Горячо, сильно, жестко, почти на грани насилия. И Фернан не собирался сдерживаться. Стиснув шею Альбера, прижимая его одной рукой к земле, Морсер вбивался в жестком, быстром ритме, чувствуя, как горячие мышцы сжимают его плоть, иногда настолько сильно, что приходилось брать свое практически силой.
Острые клыки впивались в плечи, основание шеи, перекрывая, смешивая метки Монте-Кристо метками Фернана, присваивая.
Альбер сначала стонал, потом сорвался на крики, а вервольф не знал усталости. Он отстранился, перевернул сына на спину, закидывая его ноги себе на плечи, и снова врываясь в распаленное тело.
Мужчина не сводил взгляда со стонущего под ним юноши, впитывал каждую эмоцию, каждый стон, снова терзал его губы беспощадными поцелуями, слизывая с них кровь. Оба совершенно забыли, что они отец и сын, остались только двое, потерявшие смысл жизни, и снова обретавшие его друг в друге.
--------------«»---------------
Альберу казалось, что он умрет под этим ненасытным ритмом, что его тело не выдержит. Он чувствовал, как ходит в нем горячая плоть, ощущал каждый ее сантиметр. Старший Морсер не знал пощады в своей страсти. И только теперь юноша понимал, почему граф так обращался с его отцом, почему столько шрамов оставлял на его теле. Этот бешеный темперамент надо было укрощать раз за разом. Зверь признавал только силу того, кто сможет его подчинить.
Хищный, ревнивый, жестокий Фернан воистину был адским пламенем. Что в любви, что в ненависти он не знал полумер. Вот и сейчас, выживший вопреки всему, нарушивший все возможные заповеди, совершивший все мыслимые грехи он спасал их обоих своей темной страстью.
И Альбер понимал, что не уйдет, что останется рядом с тем, кто может понять его, кто сможет разделить память о любимом.
Стоны, рычание, поцелуи и снова стоны. Эта симфония запретной страсти отражалась от стен и колонн, пока юноша не закричал от наслаждения, забившись под неутомимо бравшим его мужчиной.
Фернан и сам ненадолго отстал от любовника. Ритм его движений стал хаотичным, рваным, и Морсер рывком прижался к бедрам Альбера, изливаясь в него, глядя на исполосованное его когтями, отмеченное укусами тело сына.
В себя после этого бешеного секса парень пришел не скоро. А когда мир обрел целостность, Альбер смотрел на вытянувшегося рядом, лежащего на боку Фернана, который не сводил с него своих звериных янтарных глаз.
— Похоже, следующее полнолуние мы оба встретим в меховых костюмах. — Сообщил он сыну, который от такой новости поначалу замер, а потом чуть улыбнулся.
— Этого следовало ожидать.
-------------«»------------
Спустя несколько недель, проходивший мимо развалин имения мужчина увидел на фоне полной Луны матерого волка, и вытянувшегося рядом более молодого, которым не было до него совершенно никакого дела.
Фернан и Альбер остались вместе вопреки всему, что их разделяло. Вопреки смерти, вопреки морали, вопреки родственным узам. Потому что у них было нечто более важное. Любовь к их мертвому богу давшая им силы жить.